Game scenario

Уровень №4

Задание для всех
Первое лирическое отступление (оно же и последнее).

Не пытайтесь искать тут код, пройдёт совсем немного времени и он сам появится. А пока просто отдохните от длинных переездов и насладитесь чтением.

РЕМОНТНЫЙ ЦЕХ

- Нету!

- Никого нету?

- Нету! Не сцы! – Дядь Витя сплюнул вниз и задумчиво пригладил взглядом взъерошенный горизонт тополей и пятиэтажек.

Неутомимый ремонтник стоял на горячей крыше главного корпуса-исполина. Где-то внизу, под ним, бродили сонные бухгалтера и зевающие врачи медпункта. Растворяли третьесортный кофе, двигаясь в слаботекучем ритме вечно говорящего радио. Колыхались, словно желе в пыльных кабинетах инженеры и снабженцы, окуная в струи солнечного потока свои блаженно распухающие физиономии. Даже сам Директор скучал сейчас в своём кресле, глядя на потускневшие фотографии механических чудовищ и передовиков производства. Передовики лукаво улыбались.

Вымпелы, раритетные чернильницы, пухлые папки, выцветшие настенные календари, допотопные печатные машинки, служебные телефоны, лампы дневного света. Облезлые, изъеденные грибком стены, вазоны с засохшими растениями, вздувшийся паркет, дряхлые, захватанные шторы и устаревшие лозунги. Затхлый запах рабочей одежды, мазутная липкость дверных ручек, полумрак лестничных пролётов, уходящих скачущим графиком спада производства в железобетонное чрево. А выше всего этого, выше благородных тружеников пера и штампа, выше деревьев, домов и бюрократической грязи, стоял он – Виктор Степанович Мушков, по колено в облаках и с двумя стаканами в желудке.

В свои 72 он был ещё крепок, везуч и почти счастлив. Неизменная вязаная шапочка, огрызок карандаша за ухом и седые усы в зелёнке делали его похожим на мудрого мастера из советских молодёжных журналов. Разве что, менее румяным. Вообще-то, он и был мастером-на–все-руки и даже после пол-литры мог выдать идеально ровную кладку, с любовью вбитый гвоздь или чётко закатанный рулон рубероида. Но каждый лишний грамм сверх нормы делал его всё неуклюжее, тяжелее и, в итоге, валил всё ещё морально бодрящееся тело под стол , в канаву, с железнодорожного моста в реку или на расползающиеся, как неспешные улитки, кирпичи. Тогда его подолгу искали, ибо при своём росте в полтора метра знатный мастер Виктор Степаныч мог свободно затеряться в корыте с раствором или в куче свежей стружки под пилорамой. Главное - в любом состоянии он был отзывчив и весел, хотя и носил в кармане жутко заточенную отвёртку. Но это уж, как говорится, на всякий пожарный. Для политиков и буржуев. «Для клептократов!» – как ругал он последних, вычитанным в местной периодике словцом.

Августовское солнце, совершенно уже жёлтые дубы и сам воздух, густой, словно мёд, казалось, совсем не изменились тут за последние пол-века. Всё те же песни чирикали птицы, так же мило скрежетала пила, неспешно журчали станки в залитых мазутом цехах. И даже крыши продолжали гнить в том же равномерном темпе.

Да. Прохудившаяся крыша. Горе любой казённой постройки. Чёрные кляксы битума, куцые латки, придающие спине вжавшегося в землю здания ещё более удручённый вид штопаного одеяла. Вот истинное лицо крыши, после ежесезонного марафета, наносимого уже не первую пятилетку, с постоянностью доброй традиции. Именно этот ритуал, призванный воспитать в трепещущих сердцах пролетариев…

- Ну?!

Круто подрезанная мысль ушла пулей в кювет.

Дядь Витя хмуро обернулся.

В нескольких шагах стоял Литый, держа распухшими красными руками ведро и тревожно ворочая выпученными глазами. Его нелепая фигура в грязной, некогда тёмно-синей робе застыла в полуприсевшем положении. И если бы не перепугано прыгающий взгляд, да мелкое, похмельное дрожание верхних конечностей, можно было подумать, что это памятник Ловцу Святого Дождя, установленный здесь после засухи 67-го.

От подёргивающегося ведра тянулась верёвка, лежащая прихотливыми петлями среди строительного мусора и дырявых рабочих рукавиц. Завершалась она тройным морским узлом на крепёжном швеллере лебёдки.

- Говорю, нет никого! – сердито повторил Виктор Степаныч, в очередной раз поражаясь рассудительной предосторожности коллеги.

Солнце зашло за тучу.

Пролетела уставшая пожилая пчела.

Заведующий отделом кадров всадил штамп «Уволен» в похотливо раскрытую трудовую книжку.

Наконец, в мозгу Литого что-то со скрипом щёлкнуло , и он сменил напряжённую позу вора, застигнутого врасплох, на крадущуюся походку секретного шпиона. Сгребая листья ползущей позади верёвкой, он на цыпочках подкрался к краю крыши и, перегнувшись через парапет, посмотрел вниз.

Коля, размером сейчас не больше таракана, был на месте – курил, сидя на корточках под дубом и презрительно наблюдал за кем-то в окне первого этажа. Его тараканьи усы возбуждённо шевелились.

Та-ак. – Литый придавил верёвку ногой, кряхтя, закрепил ведро и погрузил в него первую секцию алюминиевой антенны. – За дверями смотри!

Он мрачно посмотрел в сторону напарника и поправил кепку.

Через несколько томительных минут ценный груз, раскачиваясь и скребя о стены, отправился вниз.

* * *

Обед обещал быть роскошным, а главное, заслуженным. Эдакая медаль за свершившийся незаметно подвиг на производстве.

Всё равно на территории всего завода не было ни одного исправного телевизора, и железяка на крыше директорского корпуса только мешала думать о благородном труде. Её раскидистые металлические ветви стали Меккой для обнаглевших птиц, и строение чаще напоминало корабль с мачтой, увешанной копошащимися матросами, грозя, к тому же, в любой дождливый момент стать мишенью для коварной молнии.

Теперь ситуация была исправлена и грозовые тучи, сгустившиеся было над мирным рабочим буднем, растаяли без следа.

В высоком окне раздевалки вновь сияло летнее солнце.

Вокруг обитого жестью стола, с чувством выполненного долга, сидели Дядь Витя, Коля, Митька Литый и Василий Петрович. Последний только что снял с обогревателя банку с тёплой кашей и чинно, оттопырив мизинец, выкладывал её на тарелку. Коля сосредоточенно вычищал ножом из-под ногтей солидол. Остальные молча нежились в пыльных лучах.

- Бандурка знов десь поїхав. – Василий Петрович не сводил взора с вываливающихся комочков риса. – А потім ще повезе гроба. Так шо, чекати його не треба.

- А гроб-то кому? – поинтересовался Литый.

- Та Любу з магазину знаєш?.. Так Гєна її, здоровий, рижий...

- Генка, с кирпичного?

- Ну… Шо іще залпом міг на спір літруху всадити... Помер, прям на той клятій роботі! Навіть лома з рук не випустив. Кажуть – серцевий напад.

- Нервы, нервы! – Коля отложил нож. – Напугал кто-то.

- Такого напугаєш! – Василий Петрович припечатал его презрительным взглядом. – Здоровий був, собака! Так лома з рук і не дістали.

- Это как?

- А так. Окочєнєніє! Ти ж бачив його руки? Такі лапи... Довелося різати лома. Залишилась така чушка, ніби гирю тримає. Так і поховають.

Дядь Витя снял шапку и отрывал теперь от неё скатавшиеся комочки шерсти и прочий прилипший мусор.

Роскошь приносить обед из дому мог позволить себе только Василий Петрович, да и положение главного столяра обязывало выделяться среди чернорабочих. Таким образом, он давил и пристыжал сослуживцев отменным постоянством трапезного графика с одной стороны и разнообразием потребляемой гастрономии с другой. Остальные, находясь в таких жестоких тисках, ели более чем скромно. В основном то, что попадалось на далёком от изобилия тернистом пути и не слишком дразнило аппетит своим внешним видом.

Сегодня их меню состояло из пожелтевших пузатых огурцов, уже не первую неделю пылившихся на подоконнике, куска сала, да пары луковиц, выпрошенных у баб-маляров. Хлебом и сладковатым, от переизбытка яблок, „краснодарским” соусом благородно поделился Василий Петрович, позволив себе прикормить из собственных рук, этих застенчивых созданий с непростой судьбой.

Одним словом – праздник.

Поэтому, Николай самоуверенно взял сало и стал нарезать его ржавым самодельным ножом.

«Попробуй, - думал он, - не поделиться, с теми, у кого праздник и ещё кое-что».

Дядь Витя вздохнул:

- Эх, Генка… и туда отправился с ломом. Тут пахал, и там покоя не будет...

- Да... Ну шо? Давай, Мітька. – Василий Петрович заёрзал, потирая пухлые ручки. – Треба помянути.

Литый, сияя, достал из-под лавки пластиковую бутыль, и умело опрокинул над стаканами.

Ангел радости заглянул в окно.

Есть, всё-таки, моменты, ради которых стоит жить! Когда слюна густеет в предвкушеньи пира. И все минусы окружающего скукоживаются, скручиваются, как шкварки на раскалённой сковороде, образуя ничего не значащие нули и прочие закорючки, не достойные внимания.

Ржавчина заискрилась золотом. Грациозно колыхнулась паутина, смущенная сквознячком.

- Помянем…

Все четверо, не спеша, разобрали причитающиеся порции.

В наступившей тишине было слышно, как за окном шепчутся воробьи и тяжёлым сердцем ухает многотонный пресс в соседнем цеху.

- Ну… - Дядь Витя, на правах старшего, первым поднёс стакан ко рту.

КЛАЦ!

Что-то громко щёлкнуло за металлическим шкафом в углу комнаты.

Рука умудрённого мастера непроизвольно дёрнулась, проливая бесценный алкоголь.

Литый подскочил на месте. – Да что ты!..

Главный столяр выбрался из-за стола и суетливо поспешил в сторону испугавшего всех звука. Вытирая на ходу руки о снятую с шеи салфетку, скрылся за громадиной шкафа.

Было слышно, как он, чертыхаясь, с чем-то там возился, после чего стало тихо.

- Да… - раздался после паузы его озабоченный голос.

- Шо, опять галяк? – Митька рассудительно опрокинул свою законную соточку и, откусив половину луковицы, поспешил присоединиться к коллеге.

Василий Петрович стоял в углу на коленях и озадаченно разглядывал хитроумную деревянную конструкцию.

Крысы тут водились всегда, но в последнее время как-то совсем обнаглели. Шныряли по цеху среди бела дня, шуршали за верстаками и, главное - грызли, что ни попадя.

Так, одна умелая тварь испортила за ночь четыре рулона обивочной ткани для гробов, а другая искромсала резиновые сапоги Литого, выданные ему под видом премиальных прошлой осенью.

Крыса-камикадзе перекусила провод фуговочного станка, и даже надругательство над её обуглившимся трупом не исцелило души рабочих, израненные недельным невыполнением плана. Горе определённо не хотело тонуть в залапанных стаканах.

Фуфайки заворачивались, стёкла потели.

Но когда какой-то окончательно зарвавшийся грызун сожрал любимую рулетку Василия Петровича, все поняли – начинается настоящая война!

Рассвирепевший столяр пошёл в сушилку, выбрал пару лучших досок, взял свой ящик с инструментами и закрылся в раздевалке. Там он долго стучал и матерился.

Через несколько часов была готова и явлена миру устрашающего вида крысоловка, призванная заманить в своё чрево и уничтожить там любое не в меру любопытное существо не больше кошки. Принцип бал коварен: жертва идёт на запах и, приведя в действие сложный механизм, завершает свой никчемный жизненный путь позорной смертью под упавшей сосновой доской. Тяжеленной такой, сучковатой.

Но что-то не сработало.

Уже в пятый раз ловушка оказалась совершенно пустой.

Ни сала, ни прихлопнутого вора.

Ничего.

- Шо за клята магія?! – Василий Петрович выглядел школьником, не понимающим простейшей задачки. – Знов нікого нема! Це якийсь-то заговор, чорти забери його в гєєну!

- Не знаю, - пожал плечами Литый, - но они как-то смываются.

- Куди смиваються? Криса й зрозуміти нє должна, шо шось проісходить. Тільки шо йшла до сала, а тута – хоп! – столяр ударил кулаком в ладонь.

- Ну, не знаю…

* * *

Колос-Чёрный-Тихарь шёл по следу. Он не верил в предрассудки. Ха! Если есть, чем поживиться, он не отступит ни пред какими суевериями. Совет не одобрил этот район? Чёрт с ним, с этим советом! Пусть другие роются в лушпайках. Это птицы не его полёта. Он знает, где искать. Он не будет давиться огрызками яблок. Не будет ковыряться в луковой шелухе. Нет. Сегодня он почуял сало! И знает, что это сало под силу взять только ему. Ибо, лишь дерзким улыбается удача. Дерзким и быстрым.

Он вышел из тоннеля.

Прислушался…

Хм…

Может показалось? Всего лишь очередная голодная галлюцинация. В эпоху ядов и синтетики они стали обычным явлением.

Он сделал несколько осторожных шагов.

Так и есть! Ещё один сигнал, только более слабый. И опять сало! …И ещё что-то знакомое… Хммм… Похоже, рис. Если бы не этот безобразный кислый запах, перекрывающий весь диапазон, он был бы уверен.

- Надо бы проверить. – сказал себе Колос-Чёрный-Тихарь. – Но потом. Сейчас важен более надёжный вариант.

И он двинулся по предыдущей, более чёткой волне, без труда различая хорошо утоптанную тропу.

Уже совсем близко!

Ощущение сала становилось всё ярче…

Где-то здесь. В этом коробе.

Он шёл вдоль волокнистой стены, пока не ткнулся носом в пустоту прохода.

Шум сала заглушил всё вокруг. Алые вибрации сотрясали тело. Пот застилал глаза. Но ноги неумолимо приближали к цели. Колос совершенно обезумел от предвкушения пищи. Захлёбываясь слюной, он бежал по наклонной поверхности пола.

Еда! Она всё ближе! Ещё пара шагов!..

…Вдруг он ощутил себя в свободном падении.

Как? Здесь не должно быть ни каких пустот! Он бы заранее почуял яму. Он не мог обмануться, это не…

В эту секунду Колос упал в муравейник.

Откуда здесь этот поганый муравейник?!

И где же… САЛО!!!

Он сосредоточенно огляделся.

Да вот же оно, почти рядом. Желтеющий куб, увязший в крыше муравьиного комплекса.

Колос-Чёрный-Тихарь победно схватил добычу зубами. Два виртуозных прыжка, и он уже мчится по сырым опавшим листьям прочь. Подальше от этих безумных насекомых с их непредсказуемыми фокусами.

* * *

- Мандося-а-а-а!

- Митька, скотина, опять нажрался!? – образцовый маляр, Валентина Павловна застыла на пороге столярки. Её широкое рябое лицо было хаотично заляпано зелёной краской. Выбившиеся из-под платка крашенные в ржавый цвет кудри, придавали её образу некую таинственную шизофреничность.

- Заходи, не бойся. Он мирный. – Дядь Витя, с подозрительно задумчивыми глазами, затянулся сигаретой. Улыбнулся и подмигнул напарнику.

- Знаем мы таких мирных! Щас хватать начнёт грязными руками.

- Не начнёт…

- Я-а-а-а-у! – Литый в каком-то стремительном танце вскочил с лавки. – Сча-а мы…

Тут он споткнулся о полуметровый кусок рельса, на котором несколько минут назад Николай ровнял гвозди, и резво растянулся на бетонном полу. Дико лязгнули зубы. Кепка полетела в пыль.

- Ну герой! – Николай отложил размочаленную стамеску и упёрся обеими руками в верстак. – Экий растяпа!

Дядь Витя, словно старый, плохо смазанный робот, встал, вялым щелчком отстрелил окурок, прошлёпал мимо тела и, подняв кепку, начал тщательно её отряхивать.

Литый, видимо смирившись с настоящим положением вещей, смиренно принял позу эмбриона. Так и не приходя в сознание, он через минуту уже храпел, пуская ртом розовые пузыри.

- А где Вася? – Валентина Павловна, осмелев, вошла в прокуренное помещение.

- Клептократов сторожит! – удовлетворённо улыбнулся Дядь Витя. Его маслянистые глаза продолжали смотреть в одну точку. Руки теребили спасённый головной убор.

- Сидит возле своей гильотины. – пояснил Коля. – Ждёт неуловимую крысу.

- А там сыр привезли. – почему-то сказала маляр. – Нужно взять Бандурке.

- И Митьке придётся взять. Он сейчас не в состоянии отовариться.

Литый, услышав во сне своё имя, заплямкал губами, смакуя драгоценный сыр.

Валентина посмотрела на него с отвращением:

- С чего это вы?..

- Да, Генку поминали…

- Генка, гад! – всхлипнул Дядь Витя.

- Понятно. – она поставила ведро с краской и начала сдирать с рук резиновые рукавицы. – Любке теперь самой дома ремонт заканчивать. А ведь клялся же не пить!

- Так ведь сердце… - начал, было, Коля, но осёкся, напоровшись на уничтожающий взгляд женщины в спецовке.

- Что вы за сердце-то прячетесь! Пропащие. Что, у этого тоже сердце? – она подбородком указала на скрючившееся на полу тело.

Митька, барахтаясь в тумане сна, варил битум и играл с одноруким штамповщиком в бильярд. Кием из куска арматуры он лупил по подшипниковым шарам, отчего по заброшенному зданию цеха носилось перепуганное эхо, крича голосом начальника: «Митька, паразит!!!».

Окоченелый Дядь Витя подошёл к спящему товарищу. Он, словно впервые, увидел что-то в своих руках. Мягкий, тёплый предмет. На лице отобразилось узнавание. Отеческим жестом он подложил кепку Литому под голову. – Митька – мирный. Никогда он…

- Ура!!! – донёсся до них ликующий крик. – Сп і ймав!

Литый, с вытаращенными стеклянными глазами, вынырнул из сна. Валентина Павловна и Коля, единым многопалым организмом бросились в раздевалку. Дядь Витя, дал телу максимальную нагрузку и, скрипя суставами, поспешил за ними.

- Я тримаю її за хвіст!!! – из-за шкафа улыбалось сияющее лицо Василия Петровича. – Тепер не втече ! Зараз я тільки...

Голова столяра лопнула, будто мыльный пузырь и растворилась в воздухе сверкающими частицами. Очки сиротливо ударились о пол.

Главного столяра здесь больше не было.

* * *

Молчунов третий раз выслушивал сбивчивый рассказ подчинённых и ничего не мог понять.

Какие ловушки? Кто исчез?

Не спешите. Рассказывайте по порядку. Хотя нет. Лучше помолчите, переведите дух, соберитесь с мыслями. Поймите, не всё можно выразить словами. Пища человеческого мозга – образы. Закрепите их. Абстрагируйтесь от эмоций. Сядьте поудобнее. Не скрещивайте руки. Не скрещивайте ноги. Всё это – замки, мешающие общению. Так что вы говорите?

- Вася п-пропал! – всё ещё заикаясь, продолжал Николай. – Он… он… п-просто исчез! Он почти п-поймал эту… Зараза! Это чёртовы инопланетные крысы! Они его взорвали! Уничтожили! Я в фильме в-в-видел! – он вспомнил тот нашумевший голливудский блок-бастер, где коварные марсиане испепеляли бегущих в панике людей из своих коварных пушек и его затошнило.

- Секундочку. – Молчунов дотянулся до бобинного магнитофона «Юпитер-202» и нажал кнопку. Из затерявшихся среди столярных поделок и тубусов с чертежами колонок хлынули звуки океана. Молчунов устроился поудобнее в кресле и прикрыл глаза. – Представьте себя в теле медузы. Плавное покачивание студенистых щупалец… Сосчитайте до десяти…

- Глеб Давыдыч! – Валентина ударила кулаком по столу. В минуты настоящей опасности именно застенчивые труженицы неблагодарного производства берут на себя роль козырного туза, решающего абсолютно всё. Сейчас был именно такой момент и женщина в зелёной краске, словно бесстрашный коммандос в кишащих врагами джунглях, была готова на любой подвиг, лишь бы спасти этот дурацкий беспомощный мир. – Нам нужно срочно принять меры!

- И вовсе не надо нервничать. Самоконтроль прежде всего. Древние китайцы, например, верили…

- При чём здесь ваши китайцы?! Мы сейчас пойдём к директору! Человек пропал!!!

Молчунов как раз хотел рассказать великолепное хокку о сдохшем еже, но понял, что ему всё-таки придётся покинуть свой кабинет, дабы лично разобраться в сложившейся ситуации.

Зачем же сразу к Директору?

Если вы так настаиваете, он пойдёт. Пойдёт, хоть на полюс!

Глеб Давыдович поправил галстук, взял зачем-то красную папку и поднялся:

- Раз так – идёмте.

Все трое вышли под шум прибоя.

* * *

- Вот она! – Николай дрожащим пальцем указал на крысоловку. – Н-н-не прикасайтесь! – он отчаянно вцепился в протянувшего, было, руку Молчунова.

- Вася точно так и исчез. – Медленно проговорила Валентина Павловна.

Молчунов гордо высвободился из Колиных объятий и, раскрыв папку, попытался принять деловой вид. – Остальные на месте?

- Все на месте. – Отозвался скорбно сидящий на старом кривом стуле Дядь Витя. Он тоже ничего не понимал и нервно мусолил в кармане рукоятку заточки.

- А Литый где? – начальник повернулся к Коле.

- Он… в подсобке. У него…

- У него шок! – нашлась Валентина.

- Так-так… - Глеб Давыдович окинул взглядом комнату.

Так. Две пустые бутылки. Объедки. Замызганная газета на столе. Надкушенная луковица. Так… Крысоловка. Разбитые очки Василия Петровича на полу.

Мысленно продолжая ассоциативный ряд, он что-то записал.

- Значит, говорите, пропал?

- Д-да! Схватил эту тварь за хвост… ну, я не знаю, что эта п-п-падлюка сделала…но…п-пропал, как и не было.

Лицо Молчунова всё больше расплывалось в тупой недоверчивой улыбке. Его лысина смазливо блестела. Он раскачивался на носках туфель, будто уже понял все секреты и причины, и сейчас искусным Эркюлем Пуаро выложит на стол идеальную версию подлого заговора.

- Я тоже видела! – подтвердила Валя, видя, как голова начальника распухает довольной тыквой.

Молчунов подозрительно поглядел в сторону отрешённого Дядь Вити. Тот сидел у стола, качаясь из стороны в сторону, словно в трансе и смотрел невидящим взглядом в стену.

- Что это с ним? – начальник подошёл и, взяв старика за плечо, повернул к себе лицом. Улыбка утонула в океане закипающего гнева. - …Да он же… в стельку пьян! Абсолютно невменяем!.. И Литый, небось, тоже?.. Нагородили тут – шок! Мистические исчезновения! Да что вы, в самом деле! – Он вдруг позабыл о самоконтроле и взорвался: - Нажрались, как свиньи!!! И опять в рабочее время!!!

- Не пила я с ними! – всполошилась Валентина. – Клянусь богом, не пила! – она перекрестилась.

- Не пила, говоришь?! А ты?!! – Молчунов накинулся на Колю. – Ты же молодой, образцовый работник! Не то, что эта пьянь! Как ты-то до такого докатился?! Спелся с ними в унисон?!! Снюхался, да?!!!

- Я трезв! Трезв, чёрт вас задери!!! – заорал совершенно побледневший Николай. – Я всё отлично видел!

- Что ты видел?! Залитыми глазами!!!

- …Пропал! Крысы, сволочи, его…

- Какие, на хрен, крысы?!! Какие, твою мать, крысы?!!!

- Глеб Давыдыч! Что вы себе позволя…

- Молчать, когда говорит старший по званию!!! Я вам устрою! Крысы, видите ли…

И тут Валя истошно закричала, пытаясь прикрыть непослушный рот руками.

В дверном проёме стоял главный столяр.

Он выглядел, как выжатый и высушенный лимон, постаревший и изнеможенный. Белое перекошенное лицо ничего не выражало. Его всегда чистая отутюженная спецовка была жутко измята и перепачкана грязью. С правой руки, едва прикрытой остатками разодранного в клочья рукава, капала кровь. В скрюченном красном кулаке он держал громадный топор.

- Боже! – Николай пошатнулся и схватился за шкаф.

Молчунов попятился к двери в душевую.

Испепеляющий сознание Василий Петрович медленно вошёл в раздевалку и направился в их сторону.

Действие текло, будто в замедленной киносъёмке или в толще киселя. Страшный столяр, оставляя за собой вязкие пятна следов, проплыл мимо ушедшего в астрал Дядь Вити. Лезвие топора раскачивалось из стороны в сторону стрелкой компаса, выискивающего жертву. Посиневшие губы Василия Петровича что-то беззвучно шептали. Три насмерть перепуганные фигуры расступались перед ним, неудержимо отодвигались прочь, словно он выдавливал их из комнаты одним своим ужасающим видом.

Глеб Давыдович скорчился, прикрываясь папкой. Коля расползался по стене, как сплющиваемый пластилин. Валю вминало в угол.

- Все на месте… - загробно произнёс Дядь Витя из астрала.

Рука с топором взметнулась и с диким хрустом обрушилась вниз.

Взлетела снова.

Ещё удар…

И ещё…

Наконец захлёбывающийся крик женщины вновь вырвался на свободу, и даже лучи заката, пробивающегося сквозь пелену немытых окон, померкли и задрожали, напоминая худые, нечёткие руки привидений.

Кто не поседел – кричите ура.

* * *

Им так никто и не поверил.

Рассказ столяра о том, как он, схватив крысу, вдруг очутился в лесу за чертой города и как брёл колючим кустарником обратно, имел огромный успех среди работников завода и жителей близлежащих окрестностей. Особенно смаковалась та экшн-сцена, в которой Василий Петрович крушил топором своё детище – ловушку для грызунов.

Но сколько ни божился столяр, сколько ни клялся, оставшийся навсегда заикой, Николай в чистейшей, как слеза младенца, реальности факта телепортации, окружающие лишь понимающе улыбались, сочувствуя взглядом, словно доктора, наблюдающие тяжёлый случай психоза.

Николай писал в газету, но всё без толку! Ведь даже от главной улики остались одни лишь щепки. Так что всё, чего он добился – это несколько циничных усмешек на жёлтых лицах читателей жёлтой прессы.

Валентина Павловна второй раз вышла замуж и растила новое поколение ударников труда. О загадочном случае она предпочла забыть, ведь даже в объяснимой жизни тяжело, а паранормальные явления – удел бездельников и фантазёров. Нашёлся пропавший – и хорошо! На том и утвердимся.

Василий Петрович никогда больше не воевал с крысами. Он сознательно вошёл в ряды общества защиты животных и лелеял там свою мизантропию. Так же искусно ваяя рамы, двери и гробы, главный столяр, иногда, почёсывал вдруг засвербившие от давних муравьиных укусов ноги и тихо ругался на, с каждым днём всё менее понятном, суржике.

Дядь Витя помнил лишь смазанную картину суматохи того сумасшедшего дня. По-прежнему носил в кармане отвёртку, отлучался через заводской забор за очередным стаканом вожделённого напитка и продолжал беспечно радоваться жизни.

Митька Литый не помнил вообще ничего. Ни того, что было до описываемого дня, ни того, что - после. Пропажу антенны никто не обнаружил, и это было главное. Хотя об этом он тоже не помнил.

И только Глеб Давыдович Молчунов, засиживаясь допоздна в своём кабинете, иногда выдвигал из силиконовой псевдокисти шести-суставчатый палец и выжигал в своей красной папке какие-то хитроумные отчёты.

Подсказка №1 для всех (7 минут)
35EN84930

Ответы
35EN84930 - для всех